Сотрудничество этих двух психических субстанций в конечном итоге приводит к открытому противостоянию с «реальностью, являющейся источником всех страданий». Бой практически без правил становится тем выходом, который дает герой своим так долго подавляемым инстинктам, агрессии, порожденной бесчисленными запретами и правилами, то есть культурой. В желании подарить это освобождение другим герой создает бойцовский клуб, и в итоге выясняет, что таких же людей, забитых и озлобленных на жизнь, без преувеличения, миллионы. Возникает целая армия, желающая изменить облик мира до неузнаваемости. Целью уничтожения являются основные атрибуты культуры. Такой выход предлагает и Фрейд: «Можно возжелать переделать мир, создать вместо него другой, в котором были бы уничтожены самые невыносимые его черты». Примечательно, что бойцы идут войной на цивилизацию, пользуясь ее же средствами. Тайлер, который производит и продает мыло (кстати говоря, производит из жира, украденного в липосакционной клинике – «Мы продаем богатым теткам их собственные жирные задницы»), говорит: «Мыло – критерий цивилизованности» (по Фрейду чистоплотность занимает особое место среди требований культуры), и позже: «Имея достаточно мыла, можно взорвать что угодно». Все знания о кустарном производстве мыла, а значит и динамита были подарены самой цивилизацией в бойскаутских организациях, на уроках химии… То есть против цивилизации пошли ее собственные дети, причем чем более добродетельны и послушны они были, тем более агрессивно и решительно они действовали. Этот механизм также описан в «Недовольстве культурой». Инстинкт смерти, действие которого перенаправлено во внутрь по причине нахождения внутри культурных рамок, усиливал процесс саморазрушения. Чем больше было давление внутренних противоречий, тем мощнее была склонность к деструкции, и таким образом сильнее становилось чувство вины. Это объясняет то, почему наименее склонные к разрушению и агрессии люди больше других этому подвержены.
Еще одной наиболее важной точкой соприкосновения является отношение к религии. Широко известная фрейдовская трактовка возникновения религии и здесь отлично вписывается в идеологию бунта. Мнение Фрейда на эту тему довольно радикально: «Мне кажется неопровержимым выведение религиозных нужд из детской беспомощности и связанного с нею обожания отца. это чувство в дальнейшем поддерживается страхом перед всемогуществом судьбы.» Эта самая «нужда в отцовской защите» заставила людей прибегнуть к массовой иллюзии – Бог-отец, дающий покровительство всем живущим. Религия как система догм и обещаний, говорит Фрейд, является лишь способом защиты от реальности, причиняющей невыносимую боль. Другая сторона этих взаимоотношений человека с отцом и Богом показана нам в книге. «Поколение мужчин, выращенных женщинами» не знает Бога так же, как не знает и своего отца. Предположу, что во времена Фрейда эта проблема также была актуальна из-за Первой мировой войны, на которой погибла большая часть мужского населения, и общей нестабильности в мире. Отсутствие авторитетного мужчины в жизни заставляет их выходить за пределы в поисках последней черты, в поисках того, кто своим неумолимым авторитетом мог бы положить конец безумию. Однако границ нет. «Каждый представлял отца Богом, а отец тебя бросил. Что это говорит тебе о Боге?» Злость на отца – злость на Бога, как на наиболее яркое порождение человеческой культуры, приводит ко вседозволенности и горькому отчаянью: «Плевать нам на рай, и на ад плевать, мы нежеланные дети Божьи, ну и пусть!» Тесное переплетение ощущения отчужденности и собственного величия – одно из проявлений борьбы противоположностей в психоанализе, борьба Эроса и инстинкта смерти. Так как «идея смысла жизни возникает вместе с религиозными системами и рушится вместе с ними» , то отсутствие этой системы или позиция враждебности по отношению к ней будет неизбежно вести к саморазрушению (В голове проносится фраза Тайлера: «Самосовершенствование – это онанизм, а вот саморазрушение – то, что нам нужно.»). Раз смысла в жизни нет, то, возможно, он есть в смерти?
Интересное
реклама