Для покаяния, для очищения души необходимо внутреннее «я», внутренний голос. Право на душевную жизнь, на «чувства» и «раздумья» тоже имеют только Чичиков (в большей степени) и Плюшкин (в меньшей степени). «С каким-то неопределенным чувством глядел он на домы...»; «неприятно, смутно было у него на сердце...»; «какое-то страшное, непонятное ему самому чувство овладело им», — фиксирует Гоголь моменты проявления внутреннего голоса у своего героя. Нередки случаи, когда внутренний голос Чичикова переходит в авторский голос или сливается с ним в знаменитых поэтических отступлениях. Так герой поэмы Чичиков перестает быть одномерным. В пошлости и мелком бесовстве «подлеца» мерцают блики «живой души», для которой возможно возрождение, — которая готовится к возрождению.
Вспомним как автор «Мертвых душ» переходит к знаменитому отступлению о «птице-тройке», завершающему первый том «Мертвых душ». Селифан погнал коней; Чичиков улыбнулся, «ибо любил быструю езду»; и тут же следует авторское обобщение: «И какой же русский не любит быстрой езды?» далее: «Эх, тройка! птица-тройка, кто тебя выдумал?» И, наконец, под стать грандиозной поэме, масштаб обобщения: «Не так ли и ты, Русь, что бойкая необгонная тройка несешься?» От Чичикова с его бричкой — к таинственно патетическому вопрошанию: «Русь, куда ж несешься ты? дай ответ. Не дает ответа». Получается, что и Чичиков причастен к этому «полету», а значит, и к «тайне»: он не застыл, не завершился, он открыт для перерождения и о судьбе его стоит вопрошать.
Интересное
реклама